Смердящий Лондон. Грэйсон понятия не имеет, что заставляет немыслимое количество людей ехать сюда со всех концов земли. Признаться честно, он не сможет сказать точно, как сам здесь оказался. Улицы этого города давно прогнили насквозь: серые покосившиеся дома, порой не имеющие стёкол, смотрели своими тёмными глазницами на тех, кто имел наглость упрямо копошиться на покрывшихся пылью и кровью камнях. В окнах то и дело показывается серое лицо, смотрит на снующих внизу людей, а через несколько секунд из окна выглядывает и не менее серое ведро, извергающее на тротуары зловонные помои. Боже, храни Королеву. Да-да, именно ту, которую горожане видят в своих снах – дёргающуюся в предсмертных конвульсиях, хватающую кривыми пальцами грубую верёвку на своей тонкой шее с выступающими синими венами. Она успевает сделать всего пару судорожных вздохов, прежде чем узел безрассудной расправы, которую этот сброд считает правосудием, крепко-накрепко затянется на её шее, выжимая из тела женщины жизнь до последней капли. Но потом они просыпаются и бредут на свои работы, вываливаются на улицы, до зубовного скрежета сжимая челюсти и лелея надежду, что сегодня, именно сегодня их правосудие свершится. Сотни и сотни бедняков, до которых власть имущим нет никакого дела. И Грэйсон где-то в глубине души признаёт, что именно они и являются лицом этого гнусного вонючего городка. Люди здесь в большинстве своём такие же прогнившие, погрязшие в похоти и желании сорвать крупную наживу. И теперь, получив весьма скромный доклад о новом рекруте, он испытывает что-то похожее на раздражение: этот француз совсем не вписывался в привычный уклад жизни, он не вписывался в обыденную серость Лондона. Впрочем, возможно всё дело было в расшалившихся нервах. У них не такая работа, где новичков встречают с фанфарами – у них опасное дело, море крови и зловоний, и трясущиеся руки, которые сжимают оружие так сильно, что белеют костяшки пальцев. Благо, этого не видно из-за форменных перчаток. В какой-то степени ему интересно – что могло привести этого француза в такое место? Какими мыслями он руководствовался? И испытывает ли он то же самое, что чувствует сам Грэйсон, когда очередное творение гениальных рук Николы идеально ложится в его собственные? Когда он прижимается щекой к гладкому дереву, готовясь к выстрелу, притаившись в засаде, а щелчок затвора является музыкой для его ушей, небольшим колокольчиком звенит в голове уверенность в собственной правоте. Верит ли он в праведность их дела так, как это делает Грэйсон? Удивительно, но ему, как мальчишке, не терпится узнать ответ. Но, пожалуй, он никогда в этом не признается.
Утонув в своих размышлениях, Грэйсон не замечает, как добирается до Вестминстерского дворца. На берегу Темзы он возвышается величественно над трущобами, будто вырванный из какой-то сказки для неразумных детишек, и так глупо и смехотворно втиснутый кем-то в насмешек над бедствующими горожанами, напоминая  каждый день о том, что пропасть между богатеями и бедняками никогда никто не сможет преодолеть.
Грэйсон останавливается у самого входа, с некоторым неудовольствием отмечая, что к назначенному времени Лафайетт не соизволил появиться. Впрочем, леди Игрейна тоже не спешила радовать своим присутствием. А ведь сегодня они должны зачистить северную часть города. Именно там находятся складовые помещения, которые нельзя было отдавать в руки потенциального врага. Конечно, количество повстанцев сейчас не причиняет беспокойства, но кто знает, как будут обстоять дела в обозримом будущем? Пожалуй, предсказать это не может даже Персиваль.
Ожидая, он ещё раз проверяет запас патронов, машинально протирает ладонью ружьё, будто ведя секретный разговор с боевым товарищем. Стоит ему разместить ружьё на спине, как на горизонте принимается маячить фигура Лафайетта, слышится его французский акцент, и Грэйсон морально готовится к тому, чтобы ввести новоиспечённого коллегу в курс дела. Ещё через мгновение маркиз уже у дверей дворца, и Галахад протягивает ему ладонь, обтянутую перчаткой. – Доброе утро, маркиз. Надеюсь, что Ваше опоздание имеет весомые причины. У нас нет времени на светские беседы, поэтому все детали нашей операции Вы узнаете по дороге.